Каждый, кто впервые побывает у Днепропетровского исторического музея им. Дмитрия Яворницкого, не может спокойно пройти мимо его могилы и памятника выдающемуся украинскому ученому. Скульптор Владимир Наконечный изобразил историка босым, в народной одежде, с тяжким крестом в руках. Помнится, сколько противников было у этого памятника, открытого в 1995-м! Разве можно академика изображать босым и в простецкой одежде?
Каждый, кто впервые побывает у Днепропетровского исторического музея им. Дмитрия Яворницкого, не может спокойно пройти мимо его могилы и памятника выдающемуся украинскому ученому. Скульптор Владимир Наконечный изобразил историка босым, в народной одежде, с тяжким крестом в руках. Помнится, сколько противников было у этого памятника, открытого в 1995-м! Разве можно академика изображать босым и в простецкой одежде?
Были иные проекты: историк, чистенький и благообразный, в панской одежде сидит на лавочке и упоенно слушает кобзаря. Но такое решение жизненной темы историка не волновало. Волновал труженик в плебейской одежде с тяжкой ношей в руках. За два года до установки памятника я вынес его изображение на обложку своей первой книжки «Вічний хрест на грудях землі” (1993). В моем представлении работа В. Наконечного лучше всего отразила жизненные невзгоды и их преодоление Дмитрием Яворницким.
Также читайте интересный материал о том, где купить Сиалис и почему он считает одним из лучших средством для повышения потенции.
Мальчик из семьи псаломщика имел ничтожные шансы стать студентом университета. Хотя дед его и был дворянского происхождения с фамилией Эварницкий, однако отец Иван Акимович уж очень обнищал и был всего лишь скромным псаломщиком и сельским дьячком. Поскольку отец из духовного звания, мальчика отдали в учебу в духовную семинарию. Но ему не хотелось становиться священником, он мечтал о литературе, истории — эти дисциплины прежде всего привлекали его.
И судьба улыбнулась одаренному мальчику. Он бросает семинарию и в 1877-м успешно сдает вступительные экзамены на историко-филологический факультет Харьковского императорского университета.
Юноша живет образами близких его сердцу запорожских казаков, по совету мудрых людей отправляется не только в архивы, но и на места Запорожских Сечей. Записывает от людей народную память о Запорожье, это то, что сейчас имеет модное название oral history, т. е. устная история.
Одна за одной выходят его книги. Ему сопутствуют успех и удача. Он с триумфом выступает на археологическом съезде в Одессе, делится своими находками. Имя 29-летнего историка становится известным в научном мире. Он устраивает и свою личную жизнь: женится в Харькове на учительнице музыки Варваре Кокиной.
И вдруг катастрофа! К 30-летию судьба уготовила ему сразу несколько ударов. За один год он вынес немало горя. Во-первых, умер его отец Иван Акимович Яворницкий. Во-вторых, он разошелся со своей женой («и не по моей вине», как признавался он). В-третьих, Дм. Яворницкий лишился своего положения в Харьковском университете – его обвинили в украинофильстве и сепаратизме и, наконец, уволили из родного вуза. На этом беды не прекратились. Летом того года молодой археолог сильно пострадал во время одной из своих раскопок: он едва не был завален обрушившейся землей…
Много нужно было иметь нравственных сил, чтобы все это выдержать. По его признанию он был близок и очень близок к сумасшествию. Но молодой историк отделался по крайней мере преждевременной сединой. Не имея и тридцати лет он был уже почти весь сед. «Кроме того, – признавался он, – несчастия много повлияли на мой характер, так и не менее того на мою предприимчивость…».
Так молодой человек очутился в Петербурге. Один из друзей покойного историка Николая Костомарова предоставил ему и квартиру, и стол, и даже деньги… Все казалось обстояло, как нельзя лучше. Но душа болела! Я боюсь даже, чтобы не сойти с ума, – пишет он другу Якову Новицкому. – Тяжелое состояние. Если бы только я мог пережить его?!. Здесь я оторван от всего, что было мило моему сердцу, что приятно ласкало мой слух, успокаивало мои больные глаза. Здесь ни Сечи, ни степи, ни Днепра, – все далеко-далеко от меня. Шутка ли сказать – 1500 верст. И сказать то трудно, а проехать их?
Тяжко-важко в світі жити,
А ще ж таки не хочеться рученьки зложити”.
Кстати, эти строчки из народной песни западут ему в душу и они будут с ним до конца его дней. В следующем письме еще более тяжкая хандра:
«Знаете ли Вы, что я страшно тоскую в клятом Петербурге? Знаете ли Вы, что я едва не наложил руки в этой клоаке?.. Я же едва влачу свое жалкое существование: червь червяком, бесформенная личина, ничто, если (не) меньше того. Денег по обыкновению, ни копья, взамен того масса долгов, знакомые хотя и есть, но не с кем души отвести. Света божьего не увидишь, а вместо того страшная мгла и невообразимая слякоть. Противно, подло, гадко на душе. Эх, батюшка мой Днепр! Сколько дал бы за то, чтобы стать на твоем крутом берегу и слить свои слезы с светлыми водами твоими!»
Хорошо, когда в трудную минуту у тебя окажется друг. Яков Новицкий из далекого Александровска (ныне Запорожье) слал Яворницкому слова утешения (его речь перемежается украинскими словами):
«Письмо Ваше… навеяло на меня досаду. Хандрят козаки, хандрят небораки — подумал я. – Ежели разрыдаюсь: це бувае зо мною, з Вами, зо всяким живым, охрещеным. При вашей трудовой жизни, при нашей еще более «злиденной» жизни, нервы больно чувствительны. Но нечего отчаиваться: малодушие – это бабская вдача. Будем крепиться, терпеть, игнорировать. Будем выносить все, чтобы выйти с бою победителями не с размотанною силою, но здоровыми, закаленными. Вот вам исповедь – черт знает какого только горя не видавшего, черт знает каких только нужд не испытавшего. Да разве иначе жили удалые парни?»
Яков Новицкий ссылался на «удалых парней» запорожцев, попадавших в разные передряги, но никогда не терявшие присутствия духа, не впадавшие в отчаяние.
В Петербурге Яворницкий лечил хандру трудом, забывался в работе. А
10f8
это проверенное средство от меланхолии.
Но даже в, казалось бы, неблагоприятных обстоятельствах нашлись свои положительные стороны. Ну, вот судьба-злодейка забросила ученого в Петербург против его воли. Но именно там, в столице, он трудился как никогда интенсивно в архивах и библиотеках. За семилетний петербургский период (1885-1892) опубликовал 63 работы, в том числе семь книг. Именно в столице он обзавелся надежными друзьями. Среди его приятелей, например, оказался известный художник Илья Репин.
Активная деятельность ученого в украинском национальном движении, как и в Харькове, привлекла внимание властей. За ним установлен надзор, его дважды увольняют с работы, запрещают преподавать. Причем категоричный запрет издает министр народного образования. Обойти его никак нельзя. Почти год ученый искал работу. Но в отчаяние не впадал. Выручили друзья. С их помощью в апреле 1892 года Яворницкий командирован на три года младшим чиновником особых поручений при туркестанском генерал-губернаторе для историко-топографического и археологического изучения края. По существу это была ссылка. Но и там работа спасала его.
А личная жизнь? После первой неудачной женитьбы ученый на 33 года отложил новый брак. Только в 63 года он вступил в повторный брак с Серафимой Дмитриевной и счастливо прожил с нею последние 22 года своей жизни.
Лишь бегло мы коснулись кризисных моментов в биографии ученого. А их на его веку хватало. Оптимизм, трудолюбие, умение переключаться сделали Дмитрия Ивановича известным ученым, академиком, «казацким батьком», как нередко величали его. Для украинцев (и не только для них) он стал непререкаемым авторитетом, который достиг успешных вершин.
«Мои правилом в жизни стало — трудись…»
Николай ЧАБАН